Очень зрелая и радостная работа. Два часа в восхитительном ритме, не секунды не пропуская. Режиссерская идея - великолепна. Это "Снегурочка", которая разыграна как бы случайно, как бы невзначай, без обязательств, на школьном дворе или скорее на волейбольной площадке. Есть некая фигура режиссера, явно любителя, неуверенного, но целеустремленного - он собирает по двору пацанов и дивчат, организует пространство, раздает роли. И стихотворный пафос Островского, его мифологическая надстройка, величие костюмной драмы исчезают: актеры играют, вообще не впадая в образы. По сути играют текст как текст, в чем-то неуловимо напоминая новодрамовскую читку. Естественное уличное поведение. Рядовая уличная одежда - у девушек поизысканнее, у парней совсем затрапезная. Вышел из игрового пространства - накинул капюшон на голову. А пышность и аллегоричность слога, образность многоярусного языческого мира у Островского - это как никнейм, придуманная для улицы легенда - как у рэперов или рокеров: Игорь "Лель" Лизенгевич, Андрей "Мизгирь" Назимов, Сергей "Берендей" Угоднов. И соответствующий шлейф поведения рядом с живым человеком и его благоприобретенной кличкой.

Актеры - конечно, видно, бросается в глаза: в театр пришло новое поколение, новый психофизический типаж. Актерское поколение, родившееся в конце 1980-х. Все рослые, длинноногие, стройные, спортивные, телегеничные, броские, яркие, презентативные. Все до одного. Нет никаких шепелявых, толстых, мелких, ужасно смешных, травести, инженю, живчиков, брутальных, с "восточинкой", с крупными чертами лица, "сибиряков", "южан", "северян", с надтреснутых голосом, с глухим голосом, с шевелюрой, с длинным носом, с какими-то невероятными руками и проч., и проч. - все, чем часто гордится наша театральная школа, обожающая экстремальную характерность. Сравните с первым набором Мастерской Фоменко, где этого всего вышеперечисленного - уйма, там нет ни одного "нормального" человека. Нет, тут все как подбор спортивные красавцы - а на самом деле из каждого прет актерское естество, из которого можно лепить все, что угодно, не взирая ни на какую характерность. Идеальные актеры, не пережатые характерностью и при этом естественны без манерности, без каботинства, без показной интеллигентности. Актер как норма. Пришел нормальный актерский типаж. Во многом можно сказать - европейский. Актер не как человек, выделяющийся из толпы, фрик, выскочка, скоморох, а как человек из толпы, который выделяется ровно в тот момент, когда начинает лицедействовать.

Изумительная идея со светом. Софиты разносят по сцене, меняя световую партируту, незанятые артисты и они же светят, держа светильники в руках. Диалог Снегурочки с матерью-Солнцем ("Мама, дай любви") - это диалог Снегурочки с отдельно живущим на канатиках, словно бы кукольным, фонарем, реагирующим на слова дочери плавным перемещением в пространстве сцены. На самом деле, сцена жуткая, потому что полнейшая иллюзия свободно парящего в трехмерном пространстве софита. И потому что это простое чуда театра, сделанное "из воздуха". Фокус из ничего.

И еще.Текст. Без костюмов и аутентичности, без фольклора, без присущей Островскому образности, просто произнесенный вслух, он дает фантастические знания и эмоции. У Островского описана мощнейшая космогония с накалом и глубиной любого европейского эпоса. Но в отличие от литературы эпических времен, эпос Островского полон самой ядренной иронии и сарказма, которая позволяет сегодня, в нашу эпоху играть "Снегурочку" как песню нашего двора.